Носовая часть «Титаника» в 1986 году, через год после того, как ученый-исследователь Боб Баллард и его команда обнаружили обломки. С палубы свисают обломки дерева. Ссылка скопирована!

За сорок лет до нынешнего дня, на заре 1 сентября, в командном центре научно-исследовательского судна «Кнорр», которое прочёсывало океанское дно в поисках самого знаменитого кораблекрушения, на видеомониторах вдруг всплыли зернистые, почти археологические по своей чёткости, чёрно‑белые силуэты металлического цилиндра.

Член наблюдательной смены из четырёх человек, предположивший, что в объективах запечатлён котёл затонувшего судна, впал в состояние немого внимания перед экраном и, не выдержав напряжения, велел разбудить повара, чтобы тот разбудил Боба Балларда — главного научного руководителя экспедиции, посвятившего десятилетия поискам руин, начавшихся ещё в семидесятых годах XX века. Баллард дремал в своей каюте, уткнувшись в книгу.

Кивок повара остался незаконченным: Баллард вспоминает, как внезапно выскочил из кровати. «Я буквально натянул на пижаму летний костюм и не снимал его несколько дней подряд», — вспоминает он, ныне почётный старший научный сотрудник отдела прикладной физики и инженерии Вудс-Хоулского океанографического института. Год спустя отметили годовщину открытия «Титаника». Воспоминания об этом были рассказаны как цепь необычных, почти сценарных событий, приведших к ошеломляющему результату, и как начало новых, не завершившихся приключений.

«Когда я вошёл, на стене висела фотография котла, и мы её изучили», — говорит Баллард. «Мы мгновенно поняли: это — «Титаник». И всё вокруг взорвалось от эмоций».

Ещё до того, как команда Балларда наткнулась на останки, спустя 73 года после трагического рейса 1912 года, «Титаник» уже был символом тревожного восхищения. «Непотопляемый» лайнер, унесший с собой представителей позолоченной эпохи и эксперименты инженерной эпохи, стал притчей о человеческой самоуверенности, классовых границах и фатальных инженерных просчётах.